Меню

"Материнство - это служение Богу". Интервью Анны Сапрыкиной

В августе этого года в гостях у Центра приемных семей «Умиление» в Вырице побывала Анна Сапрыкина. Анна — мама семерых детей, кандидат педагогических наук, автор нескольких книг про детей и для детей. Пользуясь случаем, мы поговорили с Анной о том, стоит ли ждать от детей высших степеней послушания, как создать в доме образовательное пространство и является ли многодетность ценностью сама по себе.

— Анна, Вы автор многих книг и научных статей, посвященных воспитанию детей. Скажите, пожалуйста, какие именно темы Вы исследуете сейчас?

— Если говорить о научных работах, в последние годы я занимаюсь исследованием жизни, «формированием образовательного пространства в семье», если совсем хитро сказать. Передо мной в одно время встал такой вопрос: «Великие люди, в чем-то успешные, знаменитые, может быть, ученые, — какими они были детьми? Как такое произошло, что был нормальный живой ребенок и вдруг из него получился какой-нибудь крутой академик?» При том, что обычно человек выбирает свой путь в юности. Соответственно, все, что должно было его к этому подвести, случилось не в 20 лет, не в 30, а вот как раз пока он был ребенком, в школьном возрасте. «Что это было, и при чем здесь семья?» — такой вопрос у меня тоже возникает.

Мне хотелось бы предполагать, что семья здесь играет решающую роль, но я всегда стараюсь честно смотреть, как было на самом деле. А для этого нужно брать (я, по крайней мере, беру) то, что написано самими этими людьми, то есть автобиографии, воспоминания. Потому что биографии могут быть такими: учился в такой-то школе, закончил ее с золотой медалью, поступил туда-то и стал великим ученым... А что за этими короткими фразами стоит — никто не знает. Поэтому хочется, чтобы это было что-то очень личное, очень субъективное, и с подробностями. Вот их я и исследую. Я, честно говоря, одно время регулярно читала, собирала материалы, писала об этом статьи, в том числе научные, а сейчас я в основном стараюсь это популяризовать, донести эти истории до людей.

— А в своей собственной семье Вы «интегрируете» какие-то находки из тех биографий, которые читаете?

— Ну вообще можно было бы сказать, что истории жизней замечательных семей — это не то, чтобы инструкция, но скорее идеи, советы — что может сделать семью замечательной. И не в том смысле, что «они крутые, и мы тоже станем крутыми», ведь задача, наверное, в том, чтобы семья была счастливой, чтобы дети выросли нормальными, хорошими людьми, чтобы они раскрыли свой потенциал. А если мы христиане, а мы христиане, мы ставим такую сверхзадачу, чтобы дети выросли христианами.

Среди доступных нам историй таких замечательных семей — конечно, жизнь царской семьи, как раз интересная тем, что, в отличие от многих житий, где описано, как все с детства были благочестивыми — мы видим живых людей, видим постепенное становление святого человека. Мы знаем, например, что царица порой писала детям в записочках: «Не ссорьтесь. Меня это очень огорчает». То есть мы понимаем: «Ага, они ссорились. Значит, если мои дети ссорятся — это не катастрофа, это не конец, есть выход».

Или такие семьи, как, например, семья свт. Василия Великого, о которой тоже остались воспоминания. Например, интересно, как о Макрине, о старшей из детей в этой семье, написал третий ребенок — святитель Григорий Нисский. Это тоже такая живая история, далекая от средневековых агиографий... Из воспоминаний мы читаем, как мать, преподобная Эмилия, после смерти одного из братьев, Навкратия, лежала на земле, не хотела вставать, говорила, что она не хочет жить, не ела. Видимо, у нее была довольно серьезная депрессия. То есть, что это такое?..  Это реальная семья.

Просто иногда, когда мы читаем о каких-то великих семьях, с любой стороны великих, — у них все получалось, они все какие-то неземные суперлюди, и, конечно, мы по сравнению с ними настолько ужасные, что, выходит, не стоит и пытаться... А мне хочется показать, что можно и нужно пытаться. И да, не факт, что наши дети будут какими-то нобелевскими лауреатами, и, может быть, это даже очень здорово, что они ими не будут. Но, по крайней мере, эти истории показывают варианты того, как в принципе бывает устроена жизнь в семье.

— Если это не слишком личный семейный вопрос, расскажите, как много времени папа проводит с детьми? Приходится ли для этого специально как-то выделять время, или это происходит естественным образом?

— Я хотела бы сначала сказать, что отец играет очень важную роль в воспитании детей. Мало того, если обратимся к истокам, то мы видим, что, собственно, заповедь о воспитании детей дана отцам, а вовсе не матерям. Это очень здорово, это правильно, когда оба родителя занимаются воспитанием, но такое понимание появилось уже позже. Свт. Василий Великий в «Нравственных правилах» говорит: «Родители, воспитывайте…» Но апостол обращается с этими словами именно к отцам: «Отцы… воспитывайте детей ваших в учении и наставлении Господнем» (См. Еф. 6:4).

Это очень важный момент, что заповедь, собственно, дана отцам. Но конечно, здесь речь идет о воспитании именно в учении Господнем, а не про необходимость менять памперсы, укладывать спать, гулять на улице с коляской. Хотя для многих мужчин это просто часть жизни, но есть и такие, кому это дается тяжело. Мне кажется, что, если не нравится — ну и не сиди, не играй, занимайся чем-то другим со своими детьми. Здесь важно учить вере, вообще заботиться о детях, не отделять себя от детей, чтобы родители, как в истории с Боголюбовыми[1], жили с детьми какой-то общей жизнью.

Это не значит быть нянькой. Нельзя сказать, что царь Николай II так вот прямо занимался своими детьми. Конечно, они отпуск проводили вместе, вечера проводили вместе, но совершенно точно, он не был для своих детей нянькой. Некоторые отцы с удовольствием занимаются своими малышами, причем вовсе не потому, что их заставили, а даже с огромной радостью. И порой делают это успешнее своих жен. Но если не складывается, то не нужно пенять: «Это твой ребенок, иди гуляй с коляской». То есть не это все-таки главное, а главное — чтобы в целом отец воспринимал себя как главного учителя, воспитателя для своих детей, и чтобы «Я — отец. Я — воспитатель» — именно это было ценностью. Один отец в таком случае будет с утра до вечера проводить время с детьми. Может быть, он работает как фрилансер, он дома, он правда постоянно с детьми. А другой, может быть, уходит на работу утром, возвращается вечером и проводит с детьми гораздо меньше времени, но это не означает теперь, что он не отец и что он провалил свою миссию. Это в первую очередь вопрос качественного общения. И это правда важно — не просто физически быть рядом, но «промышлять» о своих детях.

Даже вот другая история, из жизни семьи новомученика, священника Иоанна Артоболевского[2]. Сын отца Иоанна пишет в воспоминаниях, что «отец не любил с нами играть». Ну не любил играть — и не любил, зато он любил с ними читать Библию, занимался с ними Законом Божиим. Даже когда дети изучали Закон Божий в гимназии, он все равно занимался с ними. И не только этим, но и очень много чем другим занимался с детьми, а вот играть не любил.

Мне кажется, надо получать удовольствие от общения с детьми, дети увидят, в радость ли нам быть рядом с ними. То есть просто надо находить точки соприкосновения, найти, чем именно хорошо, в радость заниматься и тебе, и детям твоим. Может быть, в футбол играть — почему нет? Может быть, в шахматы — почему нет? Может быть, ходить в музей, а может, на работу с собой брать. Очень много ученых в своих воспоминаниях говорили как раз о том, что родители иногда брали их с собой на работу. К примеру, академик Сахаров: его отец часто брал ребенка в свою лабораторию. А там приборы, колбочки и все такое… Старший Сахаров и дома работал, то есть при ребенке: писал учебники, а это все в условиях коммуналки, в которых и захочешь — не найдешь места, где можно уединиться.

Так ребенок видит, чем отец занимается. Видит, что отец не просто какое-то существо, которое вечером приходит домой, а мама его давай шпынять, в том числе: «Почему ты с детьми не занимаешься?» Должен видеть, что «отец» — это что-то общественно значимое. И вообще, понимать, чем папа горит, чем живет. Это в целом в жизни важно — не просто тянуть лямку, а с душой заниматься своим делом, служением. Это может быть служением священника, может быть — полицейского, врача, а может — бизнесмена. Любым не греховным занятием можно заниматься так, чтоб это было служением Богу, людям, Родине. И, мне кажется, задача отцов, родителей — показывать детям это служение как служение. Даже не показывать, не демонстрировать, а приобщать.

— Очень интересная мысль в Ваших статьях о том, что у Артоболевских дома всегда были какие-то знакомые, что тот же самый Ключевский приходил пообщаться, и, конечно, дети были с ним знакомы, для них было обычным делом общаться с друзьями своих родителей. Какая-то получалась среда, состоящая из людей, очень похожих на родителей, но других...

— Да, конечно, должна быть не только семья, а выход на так называемую большую среду. Это может быть церковная среда, приходская, может быть выход на университет — у каждого свое тут, но хорошо, чтобы кроме семьи, в жизни детей были какие-то другие люди.

И чем ребенок старше, тем это становится важнее. Во-первых, важно увидеть, что это не мои родители придумали какие-то ценности и мне их навязывают, но и другие люди живут этими ценностями. А, с другой стороны, важно увидеть и то, что кто-то живет иначе. Потому что, вот мы вроде православные. Но когда мы говорим, что мы православные, подразумевается, что мы-то правильно православные. Например, в каких-то семьях дети постятся с рождения, в каких-то дети не постятся вообще и говорят, главное людей не обижать... Я не говорю про ереси, просто действительно ведь бывают разные мнения, взгляды, разный опыт.

Это не значит, что дети узнают, что, оказывается, можно не поститься и вдруг перестанут поститься. Это совсем не так работает. Здесь важно скорее то, что дети не будут ставить знак равенства между родителями и родительской культурой, верой. Когда ставится знак равенства между родителями и, например, Православием — тогда, если родители, например, жесткие, дети уходят от веры просто потому, что она была в одном флаконе с родителями.

Родительский авторитет обязательно переосмысляется детьми, и часто это не конфликт, а просто момент осознанного принятия веры. Вообще тот факт, что переосмысление происходит — это очень здорово. Что было бы, если бы святая великомученица Варвара не поставила под вопрос авторитет своего отца? Если бы она была такой правильной, послушной дочерью, которой папа сказал: «Вот боги, поклоняйся им», — и она поклоняется. Возникает вопрос: «А кто же создал такой красивый мир? Наши боги?» Папа говорит: «Я тебе сказал — боги создали», — и она пошла, ладно. Но великомученица Варвара папу не послушала. И слава Богу, что не послушала!

Слава Богу, что дети задают вопросы. Слава Богу, что дети подвергают сомнению то, что говорят родители, иначе мы бы до сих пор сидели со своими Перунами и кем-то там еще. И замечательно, если у семьи есть друзья-единомышленники, есть живое общение: когда дети вырастают, у них есть куда обратиться именно в рамках нашей системы ценностей.

— А есть в историях семей, которые Вы изучали, какие-то практические моменты, которые Вы нашли полезными и используете в воспитании собственных детей?

— Вот если из практического, то для меня был важен такой момент. Мы долго жили в маленькой двухкомнатной квартире с пятью детьми. В такой тесноте, в которой ты не можешь как-то планировать, ты просто живешь, как живешь. Но когда мы все продали и строили дом, то появилась возможность планировать, что будет. И вот эти истории жизни разных замечательных семей, они подсказали интересные практические моменты.

Например, у нас в плане есть какая-то площадь, ее можно отвести под что-то учебное: библиотека, кабинеты какие-то. Можно на этой площади каждому сделать по комнатке. Или устроить кабинет папы, или, скажем, два кабинета: и для папы, и для мамы, которые будут запираться на ключ и в которых будет все для папиной или маминой работы. Может быть, это правильно. Но истории этих «успешных» семей показывают, что должно быть в доме общее образовательное пространство, физически общее. Как это сделать? Можно все это помещение не разгораживать, а создать библиотеку, в которой будут стоять рабочие столы: и для детей, школьников, и для родителей. Так, чтобы папа сидел и работал, а рядом дети делали уроки или занимались чем-то. Так, во-первых, дети просто видят, что папа физически присутствует. Во-вторых, они понимают, что «вот, я сижу, ковыряю какие-то свои уроки — физику, алгебру, литературу, и вот тут же папа сидит, тоже обложенный книжками, тоже что-то делает». И, в-третьих, бывает даже технически удобно: ребенок что-то делает — появился вопрос. Ему иногда даже проще спросить у папы, чем лезть в интернет. Потому что пока ты зайдешь в поисковую систему, пока наберешь… проще спросить у папы, и папа тебе тут же ответит. И это очень важная вещь, это уже контакт, общение.

Потом, когда есть такое единое пространство, то дети и между собой могут обмениваться опытом: младший может что-то спросить у старшего, старший — чем-то помочь младшему. Это не значит, что все идеально, и папа никогда не повысит голос: «Сейчас ко мне не подходить, я занят». Бывает и такое, и это нормально. И дети должны понимать: «Да, папа здесь, но сейчас он занят, я должен уважать его работу». Это как раз и есть жизнь.

— То есть, Вы сделали у себя такое пространство?

— Да, мы так и сделали. И живем так, работаем уже несколько лет. Многие наши друзья, взрослые люди, к нам приезжают и говорят: «Как папе работать-то в таких условиях? Я вообще снял для работы комнату в соседнем подъезде, лишь бы от детей подальше…»

Тут вопрос в первую очередь в том, действительно ли нам важно создать единое пространство общения, образования? Если это важно, то очень быстро люди привыкают к такому формату, и это становится просто частью жизни. Вот я сама работаю, и, конечно, иногда бывает, я говорю: «Дети, не трогайте меня вообще, считайте, что я умерла». Такое бывает. Но чаще всего, даже когда я работаю, меня постоянно дети отвлекают. Иногда это раздражает. Но вообще я понимаю, что это порой даже хорошо. Во-первых, бывает, я пишу-пишу, но вот дети меня отвлекли, мне пришлось пойти кого-то подмывать, кому-то еще помогать с уроками… И я много раз замечала, что, покидая рабочее место, я «выхожу» из текста, который писала, и вдруг понимаю, что делаю что-то не так: меня понесло, я слишком подробно стала развивать какую-то второстепенную мысль, забыла о целом... То есть и необходимость отвлекаться может быть очень полезна в работе.

Также большая проблема сейчас — работоспособность, проблемы со зрением. Нужно обязательно делать перерывы в работе, особенно если работаешь за компьютером. Нужно смотреть вдаль, менять положение тела. Пока ты сидел за компьютером, извините, ребенок обкакался — там столько раз поменяется положение тела, пока ты его подмоешь, пока будешь ковер чистить... Вроде тяжело, но это создает здоровую атмосферу для работы. Поработала 20 минут — что-то еще поделала 20 минут, поработала 40 минут — час чем-то другим позанималась. Когда надо укладывать малыша, я выхожу гулять с коляской. Погуляю полчасика, малыш заснет — я как раз могу, счастливая, работать долго, пока он спит. Но вы только представьте, я посреди рабочего дня пошла погуляла на свежем воздухе — как ты себе такое организуешь в офисе? Очень редко, но бывают такие ситуации, когда меня «избавили» от детей, когда я могу целый день спокойно работать, но в итоге оказывается, что это не более продуктивная работа, чем с малышами, а может быть, и менее. Как раз потому, что я сижу, работаю, но мозг через пару часов уже не соображает, хотя вроде и есть возможность работать. Уже вымучиваю что-то из себя. И оказывается, что дети, собственно, мне не мешают работать. Вот такие интересные вещи.

— Да, интересное наблюдение. Еще хотелось поговорить про воспитание детей. Вы специально учите детей послушанию? Чтобы оно было не из-за того, что могут наказать или что будет какое-то поощрение, а из-за того, чтобы не огорчать родителей.

— Вообще это очень высокая степень послушания: слушаться, чтобы не огорчать родителей. Если даже мы, взрослые, хотя бы стремимся к исполнению заповедей, то далеко не все и далеко не всегда из любви… Это высшая степень: исполнять заповеди, чтобы служить Богу, из любви к Богу. Чаще ведь нас останавливает как раз страх наказания или стимулирует память о награде? К послушанию из любви мы идем всю жизнь. Как же ребенок в 5 лет может дойти до такой высоты, что он будет слушаться из любви к родителям? Почему он в 10 лет достигнет такой высоты, которой не всякий взрослый достигает за всю жизнь, не всякий даже монах?

Конечно, разные дети бывают, все по-разному. Бывают и очень чуткие дети. Обычно это такой характер. Но вообще иногда это может быть такой вид невроза, когда ребенок во всем хочет угодить родителям. Чаще всего дети слушаются, потому что знают, что будут санкции. И это нормально. Это и есть дисциплина, на самом деле. «Ходи туда, сюда не ходи, а то поругают, может быть, по попе дадут». У всех по-разному, все мы по-разному выстраиваем границы. Но вообще-то это нормально, если ты ходишь прямо только потому, что тебе так сказали. Это часть жизни и это правильно, это часть безопасности. Перебегать дорогу в неположенном месте нужно не из любви к маме и не из любви к правилам дорожного движения. Можно объяснять ребенку про правила дорожного движения, приводить ему статистику и т.д. Но все-таки важнее всего донести, что просто нельзя переходить дорогу, когда горит красный человечек. Вот нельзя и все! Объяснять, конечно, надо. Но держать за руку, не давая перебегать дорогу, тоже надо. Это определенная «дрессировка», она должна быть, хотя обязательно убеждение тоже должно быть. Все должно быть параллельно.

Некоторые дети слушают с первого раза, некоторые выполняют просьбу родителей с десятого. Все дети разные. Это зависит от характера, какой ребенок. Вот у меня семеро, все абсолютно разные. У меня есть такие дети, которым говорить не нужно. Не знаю, как они такие получились, но они сами видят, что вот, надо что-то сделать, помочь, убрать. А есть такие, которые не только не видят, что их помощь нужна, но и когда попросишь — обязательно торгуются, ноют: «Почему я?!» И это нормально. Иногда убеждаю, иногда нажимаю. По ситуации.

Разве послушание — такая уж легкая добродетель? Как можно ожидать, что дети ее вдруг постигнут в высшей степени, когда мы сами далеки от этого? То есть нужно, конечно, стремиться, стараться, направлять, считать это ценностью. Это заповедь Божия: «Послушайте своих родителей о Господе» (Еф. 6:1). Но о Господе — это важная оговорка. Вообще послушание — это вещь, ограниченная детским возрастом. Например, девушка, когда выходит замуж, обязана слушаться своего мужа, а вовсе не свою маму.  А вот именно почтение — заповедь абсолютная, без ограничений. Потому что, какими бы ни были родители: изменники Родине, пьяницы, изменники вере… все что угодно может быть, но относиться к родителям с почтением нужно всегда. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что родителей следует почитать уже за одно то, что они тебя родили. Но если отец будет принуждать поклоняться языческим богам, то ты можешь отказаться, даже должна отказаться, потому что слушаться родителей следует только о Господе.

Но, несмотря на условность послушания, это все же главная детская заповедь. Это очень важно. Потому что, в первую очередь, это дисциплина, которая строит человека. Ребенку важно соизмерять себя с кем-то еще, а не «что хочу — то и ворочу». Эта заповедь ставит детей в зависимость от родителей и позволяет транслировать ценности и культуру одного поколения — другому, сохранять связь. Это важный момент. Именно семья транслирует культуру, ценности, цивилизацию. Как в Псалтири: «Внемлите, чада мои, закону моему, приклоните ухо ваше во глаголы уст моих… провещаю ганания исперва» (См.: Пс. 77:1-2). Это может только взрослый.

— Как подростка удержать в Церкви?

— По-разному происходит. Сейчас считается непреложной истиной, что в подростковом возрасте ребенок обязательно уйдет из Церкви. Может, уйдет, а может, и не уйдет. Нет такого правила, что он должен уйти, например, а потом вернуться. Что детям непременно мешают ограничения церковной жизни — тоже миф.

Возьмем, к примеру, преподобного Серафима Вырицкого. В 10 лет он уже уехал из родного дома, поехал в столицу, а в 14 лет он пришел в Александро-Невскую лавру за благословением на монашество. В самый разгар подросткового возраста! То есть он не просто не тяготился, он стремился к этим ограничениям. Не обязательно у подростка начинается протест. Порой, наоборот, происходит усиление религиозности. Очень многие святые именно в подростковом возрасте начинали гореть верой.

Юношеский максимализм может и так проявляться, в добром русле. Когда, например, Великим постом в верующей семье, где на стол и так подают только постные блюда, ребенок начинает тихонько отказывать себе даже в постной пище и питаться водичкой с сухариками, вычитывать молитвенное правило. Причем это не только в каких-то древних аскетических историях можно встретить, это и сейчас происходит. Я знаю такого мальчика, из верующей семьи, который выкопал себе пещерку для подвигов. Родители про это потом узнали, его друг рассказал и показал эту пещерку. Так вот, мальчик выкопал себе пещерку и уходил туда. Мама думала, что он ходит гулять с друзьями, на футбол, еще куда-то… А он уходил в эту пещерку, в которой можно было только стоять на коленках, и там молился.

Есть такие люди, даже священники, которые говорят, что детская вера — это несерьезно, это такая ролевая игра в Православие. Но, мне кажется, что так можно про всех нас говорить. Что монастыри — это тоже ролевая игра в Православие: оделись в черное, поют, парочками ходят… Но наша церковная традиция не зря прославляет в лике святых детей, потому что дети могут жить по-настоящему духовной жизнью, и совсем не обязательно, что это какая-то игра. И кто мы такие, чтобы судить? До 18 лет игра, а как исполнилось 18 лет — не игра… Почему так?

Святитель Феофан Затворник в книге «Путь ко спасению», говорит, что обязательно нужно приводить детей под сень Церкви, чтобы «все церковное возгревало дух дитяти»… В храм приводить, к кресту прикладывать, чтобы ребенок вдыхал ладан, слушал церковные песнопения. Что надо учить вере, говорить при ребенке о вере. А дальше главное — то, что уже не от нас зависит: чтобы ребенок сам «присягнул на верность Христу», осознанно решил жить по-христиански. Это может произойти в семилетнем возрасте, может — в десять лет, в пятнадцать, а может и позже… То есть по мысли святителя Феофана ребенок может в семилетнем возрасте стать настоящим христианином. А может быть, в семь лет он будет просто ходить в храм за мамой. Но это не означает, что он в пятнадцать не станет православным христианином. Это ничего не значит. Если ребенок просто ходит, болтается в храме, свечку ставит, разговаривает во время «Тебе поем» — конечно, ничего хорошего в этом нет. Но это не значит, что он никогда не станет христианином…

Как говорит тот же святитель Феофан, очень желательно, чтобы это обращение к Богу произошло до вступления в юность. Потому что в юности человека настигают грехи, в первую очередь, блуд. Конечно, это не означает, что он уже не сможет прийти к Богу. Но это будет уже другой путь, через покаяние. В этом смысле есть два пути. Один путь — когда ребенок с детства верит, и он идет по такому прямому, чистому пути. А есть путь через покаяние. Он тоже приводит людей к Богу. Но это другой путь. И вот вопрос: мы растим ребенка, стараемся вкладывать в него все, что возможно, но какой будет у него путь — это уже от нас не зависит, это его личные отношения с Богом. Мы напрямую повлиять на это не можем. Мне кажется, что можем даже помешать. Но все равно нельзя опускать руки, важно помогать или хотя бы не мешать детям.

Что касается подростков, я думаю, что в какой-то момент подростка надо отпустить, дать ему возможность самому свободно выстраивать отношения с Богом. Бывают печальные случаи, когда православные мамочки до 18 лет и даже позже не только силком загоняют детей в храм, но и фактически контролируют их исповедь, подсказывая, в чем ребенок должен исповедоваться. Или следят за вычитыванием молитв ко Причастию, из-за чего теряется весь смысл подготовки как акта свободной воли. Да, это делается вроде как из лучших побуждений, из заботы о детях. Но мы не можем решать за ребенка, заставлять его молиться, или что еще хуже — наказывать молитвой. Это очень большая ошибка, это может искажать образ Бога в сознании ребенка.

— Хотели бы еще спросить у Вас про многодетность. Что Вы считаете самым полезным в том, когда в одной семье есть несколько разновозрастных детей? И что можно сделать, чтобы ребенок из многодетной семьи тоже захотел стать многодетным?

— Ну, во-первых, мне не очевидна ценность многодетной семьи. Мне кажется, что ценность заключается в православной семье. В том, чтобы семья была построена как малая церковь. Чтобы было, как говорит святитель Иоанн Златоуст, «муж, жена, дети — в любви, согласии, единомыслии, связаны узами добродетели, а посреди них — Христос». Вот это, собственно, есть главная цель, это ценность. А сколько уж там детей будет — это второй вопрос. Может быть, будет один ребенок, может быть — два, может, будет пятнадцать детей. Вопрос не в количестве самом по себе, а в том, от чего это количество зависит, в том числе вопрос абортов и т.п.

Опять-таки, бывает, что многодетная мать детей от разных мужчин народила, которые ей мужьями не были. Это что, многодетная семья? Вообще-то, да. У нее есть удостоверение, есть несколько разновозрастных детей. И мама у них одна, причем родная. Как раз этот пример показывает, что ценность не в многодетности, а в том, чтобы в центре жизни семьи был Бог. Вот это главное. Остальное — это уже какие-то побочные эффекты.

В самой многодетности много хороших побочных эффектов, но и плохие тоже есть. Из хорошего, например, то, что многодетная семья — это настоящая социализация. В классе из тридцати одновозрастных детей — это не социализация. Такого во взрослой жизни никогда не будет — чтобы абсолютно все были равны, ни в одном коллективе такого не будет. Обязательно будет разница, обязательно какая-то иерархия. А в семье изначально заложена иерархия: есть старшие братья, есть младшие. Есть свои проблемы, когда кто-то кого-то задирает, кому-то приходится терпеть, уступать, но это будет и в жизни. И опять-таки, именно в семье, а не в детских коллективах, эти вопросы решаются наиболее мирным путем. Если это какая-то более или менее нормальная семья, то будет относительная справедливость, будут эти постоянные карусели: то вы с братом лучшие друзья, то лютые враги. То он проклят и удален из друзей «Вконтакте», то вы опять дружите. И ведь этот опыт разрешения конфликтов в том числе и для супружеской жизни будет важен. Опыт большой дружбы после большого конфликта. Это опыт полноценной жизни, причем опыт проживания всех этих проблем в детском возрасте, в простом виде, в мягких условиях. Когда все это — среди любящих людей.

Люди, которые единственные дети в семье, не обязательно какие-то законченные эгоисты, и бывают даже намного более щедрые, чем из большой семьи. Как говорится, в большой семье роток не разевай… Но все-таки в целом оказывается, что дети, у которых не было опыта жизни в большой семье, по сравнению с детьми, у которых этот опыт есть, на самом деле меньше приспособлены к жизни, к решению проблем. Дети из больших семей гораздо более стрессоустойчивы. Я не имею в виду, что в многодетной семье ты живешь постоянно в каком-то стрессе и выходишь во взрослую жизнь такой весь закаленный, с боевыми шрамами, живой, но способный вынести все… Совсем нет. Я про то, что детство в большой семье — это опыт огромной радости и такой дружбы, которая очень редко бывает среди чужих людей. Потому что, во-первых, она прошла через такие испытания. Во-вторых, это на всю жизнь. Ну, представьте дружбу в детском саду. Потом оказались в разных классах в параллели или переехали в другой район — и все. Такой дружбе просто физически сложно продолжаться. А в семье — опыт дружбы, который начинается в детстве и проходит через все периоды взросления и юность. Это опыт, воспоминания, которые по-настоящему связывают детей. В семье это опыт и будней, и праздников, «и в болезни, и в здравии», весь спектр жизненных впечатлений. Не обязательно дружба в семье возникает, но, если возникает (а у нее гораздо больше шансов возникнуть), она гораздо глубже и у нее гораздо более богатые отношения. Неспроста говорят про братскую дружбу.

Но все-таки стоит иметь ввиду, что Каин и Авель — тоже братья, и Иосиф был продан в рабство братьями. Это тоже часть жизни. И это довольно абстрактный вопрос, чем хороша многодетная семья. Когда мы решаемся на многодетность, мы не кладем перед собой листочек, на котором сопоставляем все плюсы и минусы. Мы просто решаемся на это. Следующий вопрос уже — как с этим быть, как с этим жить. Вот тут уже важно создавать условия для хорошего, но и обязательно помнить о возможности плохого, стараться нейтрализовать негативные моменты. Но главное — помнить, что в наших силах построить такую семью, которая будет и малой Церковью, и настоящим раем на земле. Действительно раем, и я знаю, что это реально. Но создавать семью нужно с открытыми глазами, понимая, что вся эта радость, все положительные стороны брака, многодетности — это не дается автоматически, над созданием счастливой семьи работать надо. Просто повенчаться, просто родить много детей — этого мало, это только начало.

— Анна, у нас еще такой вопрос: Вы в Церкви с детства, поэтому интересно, как изменились Ваши отношения с Богом в связи с замужеством и появлением детей? Ведь, как говорит апостол Павел, «незамужняя заботится о том, как угодить Господу, а замужняя — как угодить мужу» (См.: 1 Кор. 7:34)?

— Это смотря с чем сравнивать. Если мы сравниваем аскезу какой-то подвижницы с женщиной, которая вышла замуж, то да, действительно, вторая должна стараться угодить мужу. Подвижница, она истязает плоть свою, ограничивает себя, молится за себя, за весь мир… А замужняя должна в том числе и привести себя в порядок, подобрать одежду, которая ей идет, потому что муж скоро вернется с работы домой, и он не должен ее видеть в рваном халате. Подвижница может себе позволить об этом не думать и даже специально ходить в таких вещах. Но я не была подвижницей, и я бы не сказала, что где-то там на вершинах предстояла только Богу, а тут вдруг появились муж и дети, и пришлось спуститься со своей горы... Совсем нет. Это не про меня. Такие вещи надо спрашивать у тех, кто находился на этой вершине.

А если про меня, про таких обыкновенных людей, не с вершин, то для меня семья и есть служение Богу. Это не то, что отвлекает от служения Богу, это оно и есть. Та же беременность, сами роды — для меня в духовном плане это такой момент особой близости к Богу, которой в другое время не бывает.

Господь говорит: «Женщина рожает, терпит скорбь, но когда родился ребенок — она уже не помнит скорби от радости» (См.: Ин. 16:21). Это же сравнение в том числе и с Царством Небесным. Лично для меня это очень важный образ. Потому что для меня роды — это некое умирание и снова воскресение. И в момент родов как будто уходят все материальные вещи, условности, как будто вообще выход из тела происходит, есть только Бог и я. Роды — это правда, какая-то Голгофа для меня.

Я никогда это не формулировала для кого-то, но если попробовать сформулировать, то это, действительно, особый опыт общения с Богом, когда ты понимаешь, что ты вся в руках Божиих. И что Господь тебя ведет и проведет, хотя ты вывернута полностью наизнанку, и жизнь твоя и твоего малыша — все в руках Божиих.

— Вы знаете, Ваши мысли напоминают о том, как одна наша знакомая многодетная мама рассказывала, что впервые поняла, как можно любить Бога, именно во время беременности. Она говорила, что во время беременности ты не видишь своего малыша, но уже сильно его любишь…

— Апостол Павел говорит, что здесь мы видим, как сквозь тусклое стекло, а там увидим лицом к лицу (См.: 1 Кор. 13:12). Он это говорит про Царствие Небесное. Вот и когда малыш еще во чреве, то ты его не видела, но уже любишь. А когда он рождается, ты видишь его лицо, и вдруг понимаешь, что ты совсем его и не знала. Мне очень понятно это сравнение. Понятно, как можно девять месяцев прожить с малышом, думать, что ты его уже полностью знаешь, а потом так сильно удивиться. Ты видишь своего новорожденного ребенка и говоришь: «Ну, здравствуй, человек!» Все-таки неспроста Господь в Евангелии несколько раз дает нам вот эти аналогии с браком, с рождением, с детьми, с родителями, в том числе и с родами. Неспроста. Это тени, но тени не чего-нибудь, а Царства Небесного.

Беседовала инокиня Иоанна (Голик)

***

[1] Имеется в виду статья: Семья Боголюбовых // Православие.ру URL: https://pravoslavie.ru/110929.html

[2] Протоиерей Иоанн Артоболевский: новомученик, воспитавший советского академика // Православие.ру URL: https://pravoslavie.ru/101112.html

Помочь детям 👉