Меню

Река Жизни

Интервью с духовником Детской миссии, протоиереем Иоанном Мироновым


Вся жизнь была радостной. 

Я любил людей, люди любили меня, 

и так прошла вся жизнь. А где любовь, там и Бог.

 

Родиной многих святой жизни людей была Псковская земля. Здесь же девяносто четыре года назад родился и вырос дорогой Батюшка — духовник Детской миссии протоиерей Иоанн Миронов. Прожив долгую жизнь, пройдя множество испытаний на своем пути, отец Иоанн не только сохранил светлую детскую радость и любовь, но и приумножил их, передавая нам свой опыт, являя драгоценный пример любви к Богу и ближнему. Эти теплые августовские дни батюшка Иоанн провел в своем родном краю, деревне Вехно Псковской области. Здесь трудами и заботами Батюшки созидается Дом трудолюбия для детей-сирот в честь преподобного Симеона Псково-Печерского. В один из таких дней Батюшку навестил наш добрый друг из Псково-Печерской обители иеромонах Матфей. Мы надеемся, что отрывки из их беседы станут для каждого из нас теми зернышками, которые, будучи посеяны в сердце, обязательно прорастут и принесут добрые плоды.

Протоиерей Иоанн с детьми в Доме трудолюбия Детской миссии, дер. Вехно

Батюшка, если можно, расскажите, какие самые радостные события из жизни Вам вспоминаются?

А вся жизнь была радостной. Я любил людей, люди любили меня, и так прошла вся жизнь. А где любовь, там и Бог. Если кого-то не любишь, то и Бога не любишь. Все, кого я встречал, все мне очень помогли, потому что я прислушивался к каждому слову. А от других я видел труд. Как старец Симеон — он очень был трудолюбивый. До конца своей жизни он что-то все делал, пока ручки у него двигались. Все делал для монастыря. Крылечко сломалось, а наутро гляжу, уже крылечко починено. Такой был порядок в Печерском монастыре. 

Ездил и к батюшке Серафиму Вырицкому. О том, что есть такой старец в Вырице, мне рассказала моя тетушка, Петра Григорьевича супруга, Анна Митрофановна. «Ты съездил бы туда, он направит тебя на правильный путь», — сказала она. Я поехал. Еду электричкой и все плачу: «Господи, куда я, такой грешник, еду к святому». А батюшка Серафим был такой тихий, в такой же шапочке, как на фотографиях. Принял меня, обнял, а я плачу, плачу. И чувствую как будто Дух Святой наполняет всё, как мы поём: «Везде сый и вся исполняяй». Батюшка спокойный, спокойный был. Обласкал меня, а у меня слезы градом. Потом я уже каялся своему духовнику, отцу Александру Ильину, который в Великом Новгороде жил и знал батюшку Иоанна Кронштадтского: «Батюшка, раньше-то у меня слезы ведрами текли, а сейчас слезинки не выбить». А он говорит: «Тогда бесплатно Господь дары давал тебе, а теперь надо заработать большим трудом». Там же в Вырице встретил Васю Ермакова (протоиерея Василия Ермакова, который ныне похоронен в Петербурге на Серафимовском кладбище. — Прим. ред.) и Толю Малинина (протоиерея Анатолия Малинина. — Прим. ред.). С Толей Малининым мы вместе служили в Новгороде. Как я писал о том времени, что у нас был один дух и одно сердце — все понимали друг друга. Все были молитвенники большие, а я молодой еще, и они подучивали меня. Сперва я был в Борисово, служил на приходе, потом владыка меня перевел в Чудово, с Чудово в Руссу, с Руссы в Новгород, с Новгорода в двадцать четыре часа Хрущев меня выгнал в деревню Бор, в Бору в лесу ягоды собирал и бревна вытаскивал близ реки Мсты. В ней лес сплавляли, и мы вылавливали чурки, сушили их на зиму. Потом оприходовали, платили деньги государству за бревна, которые натаскали. Ко мне в Бор приехал как-то архимандрит Геннадий, там была его родня (в свое время он был обновленческим епископом, но покаялся). Приехал ко мне в Бор и сказал: «Батюшка, я беру тебя к себе, ты тут зачахнешь». У меня уже в то время было двое детей: Серафима в Старой Руссе родилась, и Ольга в Чудове, а будущий отец Александр уже потом, в Петрозаводске. В Петрозаводске был уже седьмой приход. Я и по всей Карелии ездил, навещал и причащал больных. Там я заболел — камень встал в почках, и я даже кричал от боли. А в больнице ко мне пришли трое святых. Больничное лечение никак не помогало, и врачи советовали мне бегать с этой болью. И вот, ночью лежу, дверь открывается в нашу палату, 8 человек было, дети и взрослые. Мне тогда было 45 лет. Дверь открывается, и, как на иконе, монахини входят, и осветилась вся палата. Подошли сначала к ребятам (ходили как консилиум). И потом подходят ко мне и говорят: «Этого больного надо ослабить». А я сразу стал молиться: «Ослаби, остави, прости, Боже, согрешения моя вольная и невольная». Перекрестился и спросил: «А кто это мне сказал?» А одна говорит: «Ирина, Агапия и Хиония». Это 29 апреля память их совершается, три сестры-мученицы. Одежды такие необычные у них были, и я подумал тогда: «Как они сумели пройти, ведь строгость такая в больнице, и уже был двенадцатый час ночи».  Святые девы — Агапия, Ирина и Хиония, в монашеском облачении чудном, неземном. И вот, только они ушли, я молился, сидя на кровати, и меня потянуло по-маленькому, и камень вышел. Рядом со мной некоторые больные в ту ночь умерли. Утром приходит профессор, а ребята ему кричат: «У нас чудо, чудо — Миронов улыбнулся сегодня». Я улыбнулся утром — камень-то вышел, боли ушли, и я улыбнулся! А так аж на крик кричал, как ножами резало. А профессор говорит: «Ну, Вы эфиопа «родили»!» — так камень он этот назвал, потому что он черный был. Теперь храню этот камушек доныне. Вот такие чудеса были! Много чудес было, и Господь помогал во всем. Батюшка Серафим Вырицкий в день своей кончины сказал, чтобы я приехал. Первую панихиду мы служили по Батюшке, а потом уже прославили его.

Преп. Серафим Вырицкий

 

 А батюшка Серафим Вас и благословил поступать в семинарию?

Он сразу благословил поступать в семинарию. Все расспросит, бывало, и как живу там, и как кормят, хорошо ли? А я ему отвечу: «Батюшка, да я и дома так хорошо не кушал!» Так было хорошо. Вечный покой Ольге Кузьминичне, она была заведующей столовой, а муж ее был протодьяконом. Он венчал нас с матушкой Ниной. Ему 25 лет срока дали за то, что он пропел «многая лета» немцам. Он был протодьяконом в Петергофе при немцах, а немцы тогда Петергоф взяли. Потом его в Лавру взяли в монахи после смерти Ольги Кузьминичны. Прекрасный был протодьякон. А у меня жизнь-то была — сплошные мытарства, 17 приходов!

Протоиерей Иоанн Миронов в семинарские годы

 

Батюшка, какая у вас память! Все так подробно помните…

 

Многое помню, как на Синявинских болотах мы были в ссылке, как мама заболела, как кормила нас. Бывало, хлеб от холода застынет, мама топором разрубит, во рту погреет и кормит нас, как птичек, со рта своего. Вечный покой! Она 17 лет болела туберкулезом, ни дня, ни ночью ей не было покоя — Ольга Денисовна. Кашляла гноем ночами. Она мученица была. А загробный мир видела она, как мы видим друг друга. Усопшие все приходили, и дети, — беседовала она с ними, все открыто ей было. Она знала о кончине и сказала дать телеграмму сестре. Я думал: «Зря, может, не стоит срывать ее с учебы». А мама много не говорила — одно слово только: «Не зря». А я помолился, иду с храма и думаю: «Почему она так сказала?». Вернулся на почту, послал телеграмму — успела сестра с платформы прыгнуть в уходящий вагон. Еще бы минута, и она не приехала бы, не застала бы в живых маму. Вот такие чудеса были! Все она знала, и кончину Господь ей открыл.

Виделся и с преподобным Кукшей. Я тогда уже был семинаристом, ездил в Почаев. В Почаеве старец Кукша принял меня и сказал: «Будешь архиереем». О, я как закричал: «Отченька, да что Вы говорите! Я такой страстный, никудышный, палимый огнем!» «Но-но, будешь тогда по приходам ездить, раз хочешь священником быть». И семнадцать приходов — ровно, как он сказал. Потом я приехал уже к его мощам, когда с Иерусалима возвращался. В Одессе был и к мощам его прикладывался.

Преп. Кукша Одесский

 

Батюшка, в наше время человеку бывает не так просто настроиться на молитву. Как научиться постоянно молиться, чтобы, когда говоришь с другими, молитва не переставала?

 

Это самое трудное. Не отвлекаться от молитвы — это особый дар нужен и структура жизни. Чтобы не только дух молился, но и тело. Самая высшая степень, когда уже сердце творит молитву. Я вот больше по пальцам, чтобы не отвлекаться сильно. Первоначально-то, говорят, нужно проговаривать вслух слова, а потом и про себя можно. Игумен Никон Воробьев учил: «Не нужно спешить, постепенно. Чтобы степенная молитва была, как разговор с Господом». Ты призываешь Его имя, а Господь говорит, что кто призывает Его имя, тот спасен будет. Скажешь: «Господи, помилуй» — и Господь помилует. Скажешь: «Господи, спаси» — и спасет. Помнишь, как я рассказывал о молитве к святителю Николаю? Папа иеродиакона Анатолия Псково-Печерского только крикнул: «Святителю, отче Николае, спаси!», и лошадка выпрыгнула из омута и принесла в деревню его живого, а он на заработках был или где-то трудился. Симеон и Мария, родители старца Анатолия. Старец Анатолий был великий подвижник. Каждую Литургию он пел с монахами, а мы подпевали. 

 

Когда страсть нападает, как бороться?

 

Коленочки-то есть — поклоны. Сотенку, а если не устал, то и другую сотенку сделать тоже. Коленопреклонение! Как-то мне дали три поклона — я кадило не вовремя подал, оно потухло, а я был пономарем. Вот тогда дали мне три поклона. А я думаю: «Какой я никудышный, сделаю пять поклонов». Сделал пять вместо трех, и нога вывернулась, и не встать мне было. С тех пор я не ослушивался. Сколько сказали, столько и сделали. Три — значит три. Он мне — три, а я, раз виноват, думаю, так сделаю пять, и на пятом ногу-то и вывернул. Во как! Послушание выше поста и молитвы. Сколько батюшка сказал, ты ему: «Благослови, отче!» и всё. Здесь много говорить не надо: «Благослови!».

 

Послушания сейчас совсем нет. Все свою волю хотят делать…

А я тем, кто вопрошает, говорю: «Лучше и не спрашивай меня, делай по-своему…» А некоторые, кто хочет, те и послушают. Кто послушался на эту Пасху крестным ходом по храму пройти или по коридору в монастыре — все здоровенькие! А кто не послушался — заболели, умерли. Вот и поминаю сейчас всех.

 

А что делать, когда человек напряжен? Можно иногда расслабиться?

 

Раз приходит охотник с луком к преподобному Антонию Великому, а у Антония монахи во что-то играют, или мячик гоняют или что. Охотник и говорит: «Да что это вы, монахи, разбаловались так? Кто-то распустил так их?». Святой Антоний ему отвечает: «Ну-ка, натяни-ка лук свой». Он натянул. «Побольше еще, покрепче, покрепче-то». Покрепче натянул. «Еще покрепче». — «Да что ты, отче? Лук-то порвется». «Вот так, — говорит преподобный, — и душа человеческая…» Старцы, бывало, и шуточки могли сказать, вот как у преподобного Амвросия Оптинского, он любил шутки специально, чтобы посмеялись немного монахи и улыбнулись, чтобы и жизнь веселая у них была, потому что перетянешь тетиву, и порвется. Вот я и говорю, что и здесь надо умно, и затвор проводить надо умно монаху. Молитва, молитва, пост, лицезрение, чтение Священного Писания — это все в меру, главку почитал, Иисусову молитву, «Богородице Дево, радуйся», «Достойно есть», поклончики, если есть силы. Вот я сейчас поклон сделаю после пресуществления Даров, а встать-то не могу, меня под руки уже поднимают, никудышного, вот так. А что поделаешь? Молодым трудно, и я тоже, сколько срывался, сколько «огневицы» было, один Господь знает! Падал, кричал опять Господу, опять каялся, а жизнь-то очень сложная, и это надо было все перенести. Слезы-то ведрами были, особенно когда я маму похоронил. А когда стал уже священником, другой раз, хоть палкой бей, не выбить слезинки! Вот читаю сейчас про святых мучеников и плачу, думаю: «Вот, как они жили, не жалели свое тело. А враг — тоже сам на себе чувствуешь, как он может искушать, как я говорю: «огнем другой раз палит». И надо еще поклоны, дать себе пост особенный, не вкушать хоть день пищу или воды, как говорил святитель Митрофан Воронежский: «Мало яждь, мало пий, здрав будеши». Почему некоторые монахи совсем мало пили, только одну кружку воды? «…Тело свое изнуряя преподобне…» (из тропаря преп. Варлааму Хутынскому. — Прим. ред.). «Как это изнурять?», — спросишь. Да очень просто изнурять тело: постом, молитвой, бдением, частым Причащением. Причащение — ты читаешь каноны, читаешь молитвы, читаешь все, поэтому ты постоянно занят, постоянно занят, постоянно занят… У тебя нет ни одной минуты думать о себе и о теле о своем. Вот жизнь такая человеческая, я вот 65 лет отслужил уже, и всякое бывало, и падения, и все, а Господь Сам поднимает нас и ставит, когда надо, на дело Свое. 

Протоиерей Иоанн с чадами в храме в честь преп. Симеона Псково-Печерского, дер. Вехно

Батюшка, а то, что послушания такие суетные, все время с мирянами общаешься…

 

Это хорошо — с мирянами, с мирянами можно. Но все равно: «Всех люби, но от всех беги», это помни, это святые отцы нам дали заповедь. А любить мы должны людей, помогать им в страданиях, везде, за каждого помолиться, если просят. Но свое дело знай. Как святые отцы говорили нам.

 

А человеческую теплоту — это не надо?

 

Для меня не было худых, хотя и меня предавали наши же священники. Только, правда, молиться за них — я не молюсь. Были такие завербованные священники — «стукачи» назывались. Я поговорил с одним из них — бедный страдалец! Он во время войны сделал самострел себе, в Псковской области был, о. Михаил такой. Прострелил ножку свою — ему дали 10 лет, а там его и завербовали. Он батюшек-то и сдавал. А его повышали, секретарем митрополита, секретарем того, другого. Страшное время было. Все надо было перенести, все с любовью без осуждения! Почему мы говорим: «Верою и любовию приступим, да причастники Жизни Вечныя будем»? У меня не было худых людей на приходе, все были хорошие люди. Но, как сказано: «Доверяй, но проверяй». А то предадут тебя, как Господа. У Господа двенадцать учеников, и нашелся Иуда, а у нас каждый третий «иудой» был. Но не знаю, может, покаялись, так Господь и простит их. Вся жизнь была: страдание, страдание, страдание…! А все надо было перенести.

 

Допрашивали Вас тоже?

 

А как же! И наган приставляли. Я говорю: «Не на того напал. Ваших матерей я предавать не буду. Ко мне ваши матери ходят. Так что, я буду ваших матерей предавать? Или отцов, которые, старики, ко мне приходят? И не стыдно тебе так священнику такие мысли? Ух!» Тот как выругается! А я: «Я ничего не боюсь, я прошел все: огонь, воды и медные трубы. Поэтому положьте наганчик свой в свою кобуру!». Меня-то еще хоть довезли до города, а о. Михаила, другого, который в моей деревне потом служил, в Борисове, ему из Шимска пришлось 40 км идти пешком до Борисова! Ночью пришел, стук в дверь. Мама: «Наверное, расстреляли батюшку-то». Открывает, а на нем и лица нет, белое лицо. Был тоже под расстрелом, но не стал служить дьяволу. Вот такие времена были. Страшное время было. 

А за что с Новгорода-то меня выгнали? Только за то, что я сказал: «Человекам невозможно видеть Бога». Кто видел Бога? Моисей и Илия в тонком ветерке, и закрылся плащом своим от прохождавшего мимо Бога. И мы же не Ангелы: «На Него же не смеют чини Ангельстии взирати…». И вот за эту проповедь меня из Новгорода в 24 часа, вещи все разбили, специальное было задание, посуду или что там… Я говорю: ладно, бывало хуже! Когда выселяли, всех коров забирали, свиней, поросят да и коней — все, что у папы было. А потом, уже нынешняя власть, компенсацию предлагала получить за все это, но я сказал сестре, сестра еще была жива: «Господь дал, Господь взял, буди имя Господне благословенно…». И у нас все есть. И жилье есть, и все, а чего больше-то нам надо? Больше ничего не надо. А у гроба карманов нет, туда ничего не положишь, только дела добрые пойдут туда. 

 

Как относиться к людям, когда они обманывают тебя?

 

А что делать-то? Господь дал, Господь взял — буди имя Господне благословенно отныне и до века. Доверяй, но проверяй. 

 

А бывает, что доверишь что-то человеку, а он обманет, а потом возвращается, просит прощения. Доверять ли ему снова, принимать ли его обратно? 

 

Бога спроси. Раз нечестно поступил, то лучше попросить прощения и пожелать исправляться, восполнять труд свой любовью. Здесь нужно строго поступать. 

Владыка Вениамин в письме писал мне: «Всяк человек ложь». Как это? А потом-то я понял, что не владыка, а пророк Давид говорил это: «…Всяк человек ложь. Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми?» (Пс. 115:2) Так что наша-то жизнь такая, что будто бы и нужно нам это все, а потом оказывается, что то, что казалось нужным, становится посрамлением человеку. Наша жизнь вся распадается поэтому.

 

А как понять, от Бога мысль или нет?

 

Господь сам указывает. Некоторых немножко останавливает, а некоторым Господь сразу внушает, что этот человек достоин вопрошания. 

 

Батюшка, какое-то поучение, совет нашим батюшкам современным дайте, пожалуйста, многие смущаются, сейчас такое время сложное, не знают, что делать, кого слушать.

 

А совет, как мы с тобой и говорили: «всех люби и от всех беги». Это старцы говорили, не я. И говори отцам своим, что каждый день — это подарок от Господа за любовь к нам, грешным. Подарок от Господа! Мы недостойные, но Господь еще терпит нас.

 

Сейчас ребята ваши в Доме трудолюбия все трудятся, помогают… Хорошие, добрые такие.

 

Это хорошо. «Храм не строй, а сироту пристрой»! Вчера вот прочитали мы о старице Любови. Сто два года она прожила и была ученицей святителя Илариона Троицкого и, пока его не прославили, она жила. И в день, когда его прославили, причастилась и умерла. Вот какие люди были! Надо было, и Господь давал прожить до такого возраста. Так держалась она прославления своего духовного наставника. А она везде и во всем следовала за ним — и в тюрьму, и в ссылку. 

 

После небольшой паузы батюшка сказал:

 

Путешествовать я любил и пешком, и шажком. Все отходил Ванюшка. Как батюшка Николай и матушка Екатерина, его мама, говорили: «Ванюшка приехал!» Как я любил батюшку отца Николая (Гурьянова. — Прим. ред.). Это светильник был, зажженный Господом! Всех детей моих благословил. Любовь была у него несказанная. Этот маленький домик его помню. Приеду к нему: он сам на полу спал, а меня на кровать. Мне стыдно было, а он: «Ничего, ничего, Ванюшка. Поспи, голубок! Ты с дороги, я-то ничего не делал сегодня». А сам и деревья посадит, и птиц покормит, и все-все сделает. Всех он любил и жалел. Комара, когда кусает, он не сгонял, говорил: «Пусть кровушки-то дурной попьет». Себя считал ниже комара. Вот как дойти до такого состояния себя? Всю тварь Божию он любил. Это удивительный человек был. 

Старец протоиерей Николай Гурьянов

Я как-то ел у него в гостях рыбку, он положил мне две рыбки, я ему говорю: «Батюшка, такая вкусная. Я бы еще съел». А он полез в подвал и еще достал: «Ванечка, ты поешь еще, если тебе охота». Царская рыбка, возили с острова царям — снетки. А батюшка, бывало, и нажарит рыбки. А Хрущев узнал, что монахи снетков ловят, и пустил отраву — погибли все рыбки там. В Борисове на первом моем приходе, бывало, засолим бочку судаков и постом вкушали. Везде хорошо было.

 

Батюшка, как нам готовиться ко встрече с Богом, как к Богу прийти?

 

Должен быть всегда готовым. Помнишь, лозунг у пионеров такой был: «Будь готов! — Всегда готов!» Надо всегда быть готовым Туда. «Помни последняя твоя, и вовек не согрешишь» (Сир. 7:39). А мы-то и не хотим помнить, мы-то думаем, что мы вечные жильцы здесь. А апостол говорит: «Странники и пришельцы на земле…» (Евр. 11:13). Туда нужно стремиться. Есть такой стих: 

 

Пресветлый Ангел мой Господень,
Хранитель ты души моей,
Души моей, тебе подобной,
Будь милостив к рабе твоей!

Храни меня во все минуты,
Храни меня во все часы,
Храни меня в напастях лютых
И среди страстныя молвы.

Ты послан с неба для храненья.
Тебе Господь так поручил,
Пролей мне в сердце умиленье
И как мне жить здесь, научи.

Здесь узкий, тесный путь прискорбный,
Могу ли я его пройти?
Хранитель мой ты неукорный,
Ты можешь лишь меня спасти.

Ты держишь меч в руке горящий,
Им всех врагов ты победил,
И к Богу ты, всегда парящий,
Меня на небо возведи.

Когда явлюсь лицу Христову,
Чтоб дать за жизнь свою ответ,
Тогда предстань Его Престолу
И за меня ты дай ответ.

Ты знаешь жизнь мою земную,
Ты спутник был моей души,
Веди меня в страну родную,
И всю в ней славу покажи.

Там нет печали, воздыханья,
Там слезы горькие не льют,
Там нет страданья и стенанья,
Одни лишь радости текут.

Проси венец мне у Владыки,
Меня достойну покажи,
Хотя грехи мои велики,
Но покаянье расскажи.

Управь теперь моей судьбою,
С тобой всю жизнь я преплыву,
Хранитель мой, я лишь с тобою
В покой мой вечный отойду.

 

Папа меня выпорол однажды за память-то плохую. Я учился всегда на пятерки. А как? Очень просто: сестра мне прочитает, я все запомнил — и пятерка. Любил сходу все запомнить. Другой раз, полгода проходит, а учительница, Екатерина Николаевна, говорит: «Егор Мироныч, а что-то с Ваней-то случилось? Я его спрашиваю за полгода, а он ничего и не знает. «Екатерина Николаевна, не беспокойтесь, я найду подход», — ответил папа. Так выпорол меня, что я за неделю всю азбуку выучил и стал читать. Вот показал мне память папа! Строгий был, двадцать лет в ссылках был. И говорил он: «Лучше я поучу тебя, чем люди. И тебе стыдно будет, и мне за тебя стыдно будет». Я молюсь за папу и благодарю его, открыл он мне тогда, что головой надо работать. 

 

Батюшка, если можно, скажите слово утешительное и вдохновляющее для наших читателей, чтобы наши читатели получили ваше благословение.

 

Есть такой стих:

 

У неряхи Мишки

Жили-были книжки

Грязные, лохматые,

Рваные, горбатые

Без конца и без начала,

Переплеты, как мочала,

На листах каракули.

Книжки горько плакали.

 

Ну, это просто, без всего, чтобы посмешить тебя. А так что сказать… Каждое слово, данное в книге о Боге, не только воспитывает человека, но делает его совершенно другим. Как Слово Божие! Апостол говорит: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные…» Божественное слово впитывается человеком. Это самое основное: человек впитывает все, что полезно для его души и тела. А хорошие книги всегда нужны. У меня хоть и слезятся глаза, а без книги не могу. Хоть десять страниц в день мне нужно обязательно прочитать. Вот очки сниму и одним глазом я читаю. 

Завтра уезжаю, а вы помолитесь за нас, путешествующих. Я всегда в молитвах читаю о Луке и Клеопе, как они шли, и Господь благословил их в Эммаусе: «Луце и Клеопе благословивый, благослови того-то и того-то». Благословляю, помазую маслом и отправляю в путь. 

         «Яко трава дние его, яко цвет сельный, тако отцветет». (Пс. 102) Смотри, как падают лепестки. Не сеял, не прял, не ткал, и Господь облек в такую красоту цветок. Может ли человек облечь в такую красоту? И Соломон не одевался в такую красоту. 

 

Беседовал иеромонах Матфей (Самохин)

 

 

Поделиться ссылкой с друзьями:
Помочь детям 👉